Биографические даты жизни и смерти писателя, подробности его биографии сейчас легко найти в Интернете, и, наверное, нет смысла повторять многое из того, о чем уже сказано. Возможно, интереснее услышать голос самого писателя, увидеть процесс его становления через призму его самосознания.
Уже устоялась точка зрения, что первый этап в развитии Юрия Трифонова охватывает 1950-е — начало 1960-х гг. (повесть «Студенты», цикл «туркменских» рассказов, роман «Утоление жажды»), а его единство определяется эстетическим синкретизмом биографических художественных ценностей как организующих художественный мир прозы этого периода.
Второй этап включает документальную книгу «Отблеск костра», рассказы середины 1960-х гг., повести «Обмен», «Предварительные итоги», «Долгое прощание», «Другая жизнь», исторический роман «Нетерпение». Завершается он романом «Старик» как закономерным итогом творческого развития Юрия Трифонова середины 1960-х — 1970-х гг. В недрах этого периода одновременно сохраняется интерес и к своей духовной биографии, и к освоению себя как другого («Исчезновение», «Старик»). Обращение к историческому материалу, к людям и судьбам «другой» эпохи привело писателя к необходимости постижения человека как носителя принципиально иного, чем автор, сознания. В результате биографические ценности уступают свою организующую роль ценностям «другого», внеположенного автору, самодостаточного индивидуального мира. Точка зрения героя оказывается доминантой построения произведений этого периода.
Третий этап («Исчезновение», «Время и место», «Опрокинутый дом») — это стремление совместить лично пережитые биографические ценности с ценностями возможного другого авторитетного сознания, позволяющего вести рассказ о собственной духовной биографии.
Эстетическое освоение ценностей жизни протекало у Юрия Трифонова по своеобразной спирали (биографические ценности как основа организации художественного мира — их отрицание как освоение ценностной позиции другого — возвращение к биографическим ценностям как ценностям «другого») и являлось источником эстетического и художественного развития Юрия Трифонова.
Правомерность именно такого подхода была осознана и самим писателем. Одним из критериев, разграничивающим прозу разных писателей, Юрий Трифонов считал их ориентацию на освоение разных ценностей: биографических и ценностей Другого. Сравнивая Ивана Бунина и Антона Чехова, он писал: «Это всегда его собственный, бунинский мир. Чехов же всегда умел проникать во внутренний мир другого». «Надо понять другого».
В сознании Юрия Трифонова каждый новый этап начинался с рассказов, в которых новые реалии и пласты жизни осваивались как подступы к роману, а завершался романом — формой, в которой художественно опредмечивалась трифоновская концепция определенного этапа развития.
Эта периодизация отражает и уровень осмысления реальности: на первом этапе «романа с обществом» — социально-психологическое освоение человека и современной действительности. На втором этапе «романа с историей» — формирование историзма мышления и выход к философскому уровню осмысления. На третьем этапе «романа со временем» — формирование и становление философской системы представлений о человеке, обществе, истории и бытии в их экзистенциальной интерпретации.
Юрий Трифонов связывал свою эволюцию и с изменением поэтики, с движением от внешней «изобразительности» (он иронично назвал этот период в своем творчестве «пахло мокрыми заборами») к «мыслящей», «густой»: «Чем интереснее и глубже удается решить вопрос, как писать книгу, тем… серьезнее и глубже будет ответ на затронутые важные жизненные проблемы».
1950–1960-е гг. — это период во многом переломный для становления писателя, интуитивных поисков того, как писать. Движение эстетики воплощено в публицистике писателя как акте самосознания, который предстает сложным, противоречивым и драматичным движением к себе подлинному. При внешнем успехе слабой повести «Студенты» — глубокое внутреннее недовольство собой, бывшее, вероятно, константой отношения к собственному творчеству. Оно проявилось в том, что писатель не пошел по пути сервилизма, не стал эксплуатировать свой незаслуженный успех, выбрав путь внутреннего накопления нового качества.
В публицистике 1950-х гг. постоянно встречаются формулировки о «живом, правдивом содержании» («Денисов и другие», «Не только детям»), о «правдивой атмосфере» («Рассказы о молодых»), о «естественности» прозы («Денисов и другие», «Повесть о людях Севера»). Задачу писателя Юрий Трифонов видит в том, чтобы «еще глубже войти в жизнь, еще тщательней и любовней изучать ее, увидеть… людей во всей сложности их характеров…».
Уже в начале 1950-х гг. Юрий Трифонов приходит к пониманию, что источник литературы — сама жизнь, а задача писателя — глубокое изучение жизни и людей «во всей сложности их характеров», поэтому удачи и неудачи художника связаны с тем, насколько он следует постижению «жизненной правды». «Следовать за жизнью, а не за литературой» — вот первая заповедь…», — писал Трифонов в статье «Взгляд изнутри» (1964).
Признание приоритета реальности определило и понимание позиции писателя по отношению к ней. Задача художника — исследовать жизнь и добиваться максимального жизнеподобия изображаемого, скрыть, спрятать механизмы «сделанности», смоделированности. В 1960-е гг. в работе «Искусство принадлежит народу» Юрий Трифонов писал: «… именно развитие жизни и есть тот предмет, который художник исследует». Писатель должен отказаться от какой-либо заданности. Поисковый, исследовательский характер творчества становится для Юрия Трифонова внутренним законом. «Всякое исследование предполагает один безусловный факт: конечный результат исследования неизвестен. Он выясняется в процессе исследования», — писал он в 1967 г. Эта исходная гносеологическая установка реализма была принципиально важна для Юрия Трифонова, если учесть, что формирование его эстетики начинается в недрах господствующего соцреализма с классицистическим постулатом априорности художественной правды.
Одна из главных идей этого периода — уход от назидательности и дидактизма, т. е. от авторитарного авторского слова и явной нравоучительности литературы как ее основной функции: «… для искусства, — писал Трифонов еще в 1956 г., — это очень опасно — навязчивость. Она превращает в пошлость самую острую, самую благородную мысль. Рассказ должен внушать, а не объяснять».
К середине 1960-х гг. это представление о месте и роли автора в художественном произведении окончательно оформляется в эстетике писателя. В статье 1965 г. «Не споря о жанрах» он отметит, что в прозе «… должно быть чувство и должна быть мысль. Как они проявляются — это задача и загадка искусства. А называть можете как хотите». «Если есть мысли, есть чувства, значит, есть проза. Пейзажи и настроение не помогут, если нет главного», — писал он в 1963 г. в статье «Искусство принадлежит народу».
Одновременно с изменением представлений о роли автора и сущности искусства формируется и осознанная установка на психологизм как эстетический принцип. Разбирая рассказы молодых писателей, Юрий Трифонов уже в 1956 г. критикует их за психологическое мелководье, «… нежелание заглянуть в человека поглубже». В этот же период в критических статьях появляются упоминания об уроках прозы великих писателей: Антона Чехова, Ги де Мопассана, Эрнеста Хемингуэя. К 100-летию со дня рождения Чехова писатель публикует 28 января 1960 г. в «Литературной газете» статью «Через всю жизнь». Юрий Трифонов в первую очередь привлекает искусство недосказанности, подтекста: «Чехов открыл великую силу недосказанного. Силу, заключающуюся в простых словах и в краткости». В 1977 г. в статье о Константине Федине «Уроки мастера» Юрий Трифонов «проговорит» свое понимание соотношения сюжета и характера, которое он усвоил еще в Литинституте: «Он [Федин] объяснил: мучиться надо не над придумыванием сюжета, а над проникновением в состояние души».
Постижение человека в его целостности как состояния станет главной художественной задачей писателя в 1970-е гг., а проблема сюжета уже к концу 1950-х гг. отойдет на второй план. Юрий Трифонов понимает сюжет как фабулу, как выдумывание определенных событий, как литературность, поэтому он выдвигает несколько требований к так понятому сюжету: простота, бесхитростность, правдивость, искренность. «Для меня представление о сюжете, т. е. о событии или цепи событий, не играет большой роли в процессе работы», — напишет он в 1969 г. в статье «Возвращение к prosus».
Вслед за Львом Толстым, Федором Достоевским, Антоном Чеховым, которые, по мысли писателя, исследовали «субстанцию человеческой неясности», с глубиной проникновения во внутренний мир человека связывает он развитие искусства: «Прогресс в литературе проявляется единственно вот в чем: в том, что писатели все глубже вторгаются в жизнь, в психологию человека, все точнее ее исследуют. Прогресс происходит в самом существе литературного дела, а не в формальных приемах» («Искусство принадлежит народу»).
Осознание опосредованной связи между социальными изменениями и изменениями в психологии человека, когда формирование новых социальных условий не приводит к формированию соответствующих им психологических механизмов, заставило Юрия Трифонова увидеть относительную устойчивость и самостоятельность психики. Юрий Трифонов приходит к пониманию того, что изучать жизнь можно только через человеческий характер. Социальный и исторический фон жизни постоянно меняется, а человеческие типы меняются гораздо медленнее, являясь константой длительных исторических периодов. «Социальные изменения, научный и технический прогресс происходят непрерывно, и это сопровождается непрерывной сменой идей». «Непреходящи и вечны только человеческие характеры», — скажет он.
Это признание писателя означает, по-сути, понимание характера как метаисторического начала, поэтому уже к середине 1960-х гг. Юрий Трифонов склонен был считать проблему человека главной для литературы: «В своем обобщенном виде человек ХХ столетия и является персонажем всей мировой современной литературы. На этой почве возникают различные литературные течения, которые по-разному понимают и изображают современного человека и современную мировую ситуацию».
Литература, в его понимании, есть умение «заглянуть человеку в нутро», «вытащить все его внутренние слои…, которые в нем уже перемешались, слились каким-то образом в единое целое». Этот творческий принцип отражал представление писателя о роли психологии в жизни человека. «А меня интересует больше всего именно человеческая психика, потому что психика определяет мотивы поведения человека, его поступки, а поступки определяют события часто не только в жизни одного человека, но и в жизни целых групп, даже целых категорий людей». Важно, что проблема человека понимается писателем прежде всего как проблема его не-потаенности, проявленности в мире, поэтому, например, Франц Кафка и несопоставим с Федором Достоевским.
В середине 1960-х гг., размышляя над проблемами изображения человека в литературе, писатель заметит: «Проблема персонажа — это именно проблема связей человека и мира. Лучшим, очевидно, будет тот персонаж, который отличается богатством этих связей». В 1970 г. Юрий Трифонов выразится более определенно: «… если по- настоящему писать о рабочих, надо писать о главном, чем должна заниматься литература, о взаимоотношениях между людьми. <…> Задача писателя — изображение людей во всех связях, какие существуют в мире. Тогда возникает объемное изображение».
В статье «Персонаж в современной литературе» (1965) Юрий Трифонов выступает как сторонник реалистического искусства. Критика Франца Кафки, Альбера Камю, Натали Саррот связана с тем, что в их прозе, с точки зрения писателя, утрачивается персонаж, а значит, исчезает и человек. Писать о конкретном человеке — исходная эстетическая посылка, усвоенная Юрием Трифоновым из прозы Антона Чехова еще в конце 1950-х гг.
Установка на исследование человеческого характера оказалась чрезвычайно важной и плодотворной для последующего развития писателя. Характер понимается Юрием Трифоновым как уникальное сочетание, слияние индивидуально-неповторимого и социально-типического. Человек предстает при этом не в своей единичности и, следовательно, потаенности, а как результирующая множества межличностных отношений, т. е. в проявленности своего присутствия в многоаспектном мире, поэтому изображать необходимо отношения человека с миром и только так можно изобразить целое человека. Исследовать межличностные отношения — значит исследовать человека. Эта позиция формируется в конце 1950-х — начале 1960-х гг.
Таким образом, человек у писателя связан с другими и проявляется только через других, поэтому «надо писать о самом главном, чем должна заниматься литература, о взаимоотношениях между людьми». Эта гносеологическая посылка была для Юрия Трифонова настолько важной, что он неоднократно возвращается к ней уже в 1970-е гг.: «Задача писателя — изображение людей во всех связях, какие существуют в мире. Тогда возникает объемное изображение». Цитируя предисловие к «Герою нашего времени» («Будет и того, что болезнь указана, а как излечить — это уже бог знает!»), он, по сути дела, обозначает и свою феноменологическую установку: описание увиденного в реальности, а не его объяснение и не доказательство чего-либо, что вытекает из его эстетического принципа 1950–1960-х гг.: «Писать… правду, то, что видишь».
Юрий Трифонов останется в русской и мировой литературе (неслучайно Генрих Белль в 1980 г. выдвигал писателя на Нобелевскую премию) глубочайшим постижением природы человека, и в данном случае не важно, «какое время на дворе», потому что мы, подобно героям писателя, переживаем те же состояния, которые он исследовал в своем художественном мире.